Современная цивилизация и культура особенно ценят свободу, в том числе и свободу страсти. Допустим, женатый человек влюбился в красивую женщину и решил ради нее оставить давно надоевшую ему жену. А почему бы и нет? Ведь это же по любви, думает он (стараясь не замечать, что эта его свобода — за чужой счет). Или другой человек, охваченный справедливым (как ему кажется) гневом, хочет сказать кому-то, что он — негодяй или «жалкая ничтожная личность».
И правда, почему я не свободен следовать своим желаниям? В них я, как принято сейчас говорить, реализую себя, живу наполненной и не навязанной мне откуда-то свыше или со стороны жизнью. Кто-то любит поесть, кто-то пофлиртовать, кто-то — отомстить за испытанные унижения и страдания. Ну, а кто-то — «всего лишь» постоянно жалеть себя из-за каких-то жизненных невзгод и хотя бы так «зажигать в себе огонь страсти».
Однако в святоотеческой литературе под словом «страсти» всегда предполагалось то, что, напротив, лишает человека свободы, делает его неспособным действовать в соответствии с собственной природой.
Почему так происходит, могут подсказать слова, которые в древнегреческом языке служили для обозначения понятия «страсть» — τό πάθος (pathos) и τό πάθημα (pathema). Они образованы от древнегреческого глагола πάσχω, что значит «терпеть», «испытывать воздействие», «переносить», «страдать». Также, кстати, и в русском языке слово «страсть» является однокоренным со словом «страдание».
Дело в том, что человек, охваченный какой-либо страстью (и даже неважно какой, к противоположному полу, бутылке или славе), перестает в итоге себя контролировать и поэтому перестает быть активным, действующим лицом. Из субъекта он становится объектом воздействия, игрушкой в руках безрассудно властвующей над ним силы.
Он теперь страдает, то есть — становится пассивным и лишь претерпевает воздействия, но сам уже не волен в своих желаниях и поступках. Как говорится, мячик в руках судьбы. Не он живет — «его живут» страсти.
Как говорил поэт, теперь он «знает одну, но пламенную страсть». Хотя чаще всего — вовсе не одну. Ведь каждая страсть влечет за собой другую. Христианская аскетика еще в древности выработала учение о нисходящей «лестнице» страстей. Это классическая восьмерица: «Есть восемь всех главных помыслов, от которых происходят все другие помыслы. Первый помысл чревоугодия, и после него — блуда; третий — сребролюбия, четвертый — печали; пятый — гнева; шестой — уныния; седьмой — тщеславия; осьмой — гордости» (Евагрий Понтик).
А самое главное, что вместо обещанной свободы и полноты жизни сильная страсть ведет человека к погибели. Один западный философ сказал по этому поводу, что «слишком сильная привязанность к вещи ведет к гибели своего владельца».
Так, например, в знаменитой повести Гоголя Тарас Бульба попадает в плен к врагам после того, как решает вернуться за оброненной люлькой, чтобы та не досталась полякам. Или еще пример оттуда же. На помощь осажденным врагам мимо всех караулов ночью в крепость пробралось войско, потому что все казаки перепились вусмерть. Они, конечно, положительные персонажи, поскольку сражаются за веру и Отечество. Однако и Тараса Бульбу, и других казаков в повести губит, как говорит Гоголь, «отсутствие поста и воздержания» — и духовного, и физического. А пост (воздержание), как и молитва, — главные способы борьбы со страстями.