В принципе, существуют всего два способа постижения истории. Любой историк, который в своих трудах выходит за пространственно-временные пределы изучаемой проблемы и ставит своей задачей более общее осмысление истории, неизбежно возьмет на вооружение один из них.
Различаются две эти концепции тем, что по- разному отвечают на вопрос: существует ли единая история человечества? Или, говоря по- другому, действуют ли в истории единые для всего человечества исторические законы или каждый народ имеет свой неповторимый путь и об общей истории говорить невозможно?
Условно эти подходы к изучению истории можно назвать всемирно-историческим и культурно-историческим. Другое, более распространенное именование: формационный (от термина общественно-экономическая формация) и цивилизационный (цивилизация).
Всемирно-историческая школа представляет историю как всемирное единое движение от низших и простейших форм к более высшим. Движение это осуществляется поэтапно и всемирно: то есть каждый народ (культура) в своем развитии проходит через одни и те же этапы (ступени) развития, но в силу разных историко-географических своих особенностей с разной скоростью. Например, в XIX веке европейцы осуществляют индустриализацию и достигают стадии промышленного капитализма, в то же самое время, в Турции, Иране и других азиатских странах, по-прежнему, преобладает ручной труд и крупное землевладение с зависимым крестьянством (феодализм), а многие человеческие сообщества Африки и Америки пребывают в догосударственной эпохе, живут родами и племенами, занимаясь, главным образом, охотой, рыболовством и собирательством (первобытное общество). Таким образом, в пределах данной концепции можно говорить о более развитых и отсталых народах, то есть о ПРОГРЕССЕ. Эта концепция в своей сути есть прогрессистская, она мыслит историю в виде единой для всех народов и культур, ведущей ввысь лестницы.
Такое понимание истории утвердилось в Европе в XVIII—XX вв. в самых разных вариациях, не отменяющих сути. Споры в рамках этой концепции в основном велись о том, что считать главным критерием (мерилом) прогресса, сколько этапов (ступеней) существует, и какие факторы ускоряют или замедляют развитие. Эта концепция стала колыбелью ЕВРОПОЦЕНТРИЗМА, то есть представления об исключительной и цивилизующей другие более «отсталые» культуры, роли Западной Европы в мировой истории и оправдывала практику европейского колониализма («бремя белых» по Киплингу).
В XIX веке возникает иной взгляд на историю, который подвергает всемирно-исторический подход серьезной и обоснованной критике. Представители этого течения исторической мысли (в России — Данилевский и Константин Леонтьев, в Западной Европе — О.Шпенглер и П. Тойнби) представляли человеческую историю как историю ОТДЕЛЬНЫХ цивилизаций, развивающихся по СВОИМ, внутренне им присущим, следуя циклу всех органических явлений: рождение — развитие — расцвет — угасание-смерть. Если всемирно-исторический подход можно представить в виде устремленной ввысь лестницы, то в этом случае самый лучший образ — круг. Каждая цивилизация проходит свой жизненный цикл, исчерпав который, умирает, и на ее развалинах стартует новая цивилизация, которой тоже предстоит когда-то неизбежный конец. В этом случае невозможно говорить о единой истории человечества, о неких всемирных, общих для всех законах исторического развития, прогрессивных и отсталых культурах. Можно только зафиксировать бесконечное разнообразие мира, народов, культур и цивилизаций, имеющих ценность сами по себе, без сравнения с другими, без деления на «развитых» и «отсталых». Прогресс — это движение от рождения до расцвета каждой культуры.
Теперь хотелось бы сказать несколько слов о христианском понимании истории, и сопоставить его с вышеупомянутыми подходами. С точки зрения христиан, человеческая история воспринимается как направленный единый для всего человечества процесс, имеющий начало (творение человека Богом, свою кульминацию (рождение, смерть и Воскресение Христа) и конец (Апокалипсис и Страшный Суд). Проповедь, смерть и Воскресение Христа становятся осью, рычагом и центром человеческой истории, и совершенно изменяют все ее смыслы. Прежде всего, развеивают прогрессистские иллюзии человечества, утопические надежды на создание совершенного общества на земле руками самих людей. «Не полное и повсеместное торжество любви и всеобщей правды на этой земле обещают нам Христос и его апостолы; а, напротив того, нечто вроде кажущейся неудачи евангельской проповеди на земном шаре, ибо близость конца должна совпасть с последними попытками сделать всех хорошими христианами» (К. Леонтьев «О всемирной любви»)
«Ибо, когда будут говорить: мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба… и не избегнут» (1 посл. к Фессал.).
«Иисус сказал им в ответ: берегитесь, чтобы кто не прельстил вас. Ибо многие прийдут под именем Моим и будут говорить: я Христос — и многих прельстят. Также услышите о войнах и о военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь: ибо надлежит тому быть; но это еще не конец. Ибо восстанет народ на народ и царство на царство, и будут глады, мор и землетрясения по местам» (Евангелие от Матфея гл. XXIV).
Это очень важно, поскольку европейская гуманность нового времени (XVIII—XX вв.) все больше отходит от христианской личной проповеди и возложила все свои надежды на перестройку общества, на изменение условий самой социальной жизни: «Верят в человечество, в человека не верят больше…. Христианство же не верит безусловно ни в то, ни в другое — то есть ни в лучшую автономическую мораль лица, ни в разум собирательного человечества, долженствущий рано или поздно создать рай на земле…. Верно только одно — это то, что все здешнее должно погибнуть! И потому на что эта лихорадочная забота о земном благе грядущих поколений? День наш — век наш! И потому терпите и заботьтесь практически лишь о ближайших делах, а сердечно — лишь о ближних людях: именно о ближних, а не о всем человечестве» (К. Леонтьев «О всемирной любви»).
Павел Майоров