Нельзя забывать, что ощущение Бога, ощущение Его присутствия в нашем сердце могут меняться с течением времени. И это хорошо. Бог, в Которого мы веруем, — Один и Тот же, но хорошо, когда характер нашей веры претерпевает изменения. Св. Порфирий вспоминал, что в молодости считал Бога очень строгим и по этой причине так же строго относился к людям. «Я думал, что Господь — именно такой. И когда человек приходил ко мне на исповедь, я открывал Кормчую книгу и начинал считать дни, месяцы, годы… Считал, а потом озвучивал цифру: „Тебе можно будет причащаться через столько-то лет… Тебе — через столько-то…“ И так далее».
Но когда человек по-настоящему начинает чувствовать Живого Бога, Бога Любви, Который есть снисхождение и милосердие, любовь и истина, принятие и благость по отношению к каждому человеку — то начинаешь смотреть на всё совсем иначе. Люди вокруг остаются прежними, события повторяются — но твоя реакция теперь совсем иная, потому что ты видишь, что Господь смотрит на всё совершенно по-другому.
Некоторые из нас пришли в Церковь еще детьми и потому привыкли воспринимать что-то достаточно категорично, односторонне. Бог — такой и такой. И никак иначе. Поэтому, когда мне кажется, что ты не «вписываешься» в рамки, очерченные в моей собственной голове, я отталкиваю тебя. А Господь, Который есть жизнь, приходит и показывает, что всё совсем не так.
И это не ново. Книжники и фарисеи тоже думали про Бога много всего, но Господь сказал им: «Всё, что вы думаете, — неверно. То, как вы размышляете и рассуждаете о Боге, — это ошибка, Бог не такой. И потому Я совсем иначе обращаюсь к этим людям. По-другому смотрю на них, по-другому разговариваю — милостиво, с любовью, совершая чудеса. А вы их только осуждаете». В сущности, потому Христа и распяли: Своими словами и поступками Он в корне менял представления людей о том, какой Бог на самом деле. И вместо идола, которому они поклонялись, являл доступного Бога — Богочеловека. Бога, Который не взирает свысока, а понимает, сострадает, спускается с человеком на одну ступень (кроме греха) и приближает к Себе.
И когда ты поймешь это, задумайся: в пятнадцать, двадцать, тридцать лет — ты так же воспринимал Бога, так же верил в Него, так же чувствовал?
Неслучайно некоторые молодые люди говорят: «Моя мать как была, так и осталась, ничего не меняется». А о старце Порфирии вспоминают иначе: «Мы знали его сначала как очень строгого духовника, но он так возрос духовно! В своей вере, своем благоразумии…» Это называется — человек изменился. Строгий вначале, снисходительный впоследствии. Многие боятся быть такими. «Нельзя же всё считать ерундой!» — говорят они. Но я не призываю к этому. Я призываю быть милосердными и снисходительными, чтобы понимать других людей. Постараться понять, почему тот или иной человек курит, сквернословит, принимает наркотики, не идет в церковь… Именно это я пытаюсь делать, исходя из своего небольшого опыта: понять, не что человек делает, а почему.
Один мой знакомый юноша наотрез отказывался идти в храм. И я пытался выяснить именно это — почему он не хочет прийти в церковь.
— Почему? — спрашивал я его. — Давай поговорим!
— Будете меня стыдить? — спросил он.
— Нет, не буду. Я просто хочу с тобой поговорить, чтобы понять, что конкретно в церкви тебе не нравится.
— Понимаете, отче, — ответил юноша, — честно говоря, священник ассоциируется у меня с одними запретами. Мне кажется, о чем бы я вас не спросил, в ответ услышу только одно — «нельзя». Мотоцикл — нельзя, на футбол — нельзя, встречаться с девушкой — нельзя, в кафе — нельзя, на концерт — нельзя…
Этот подросток вовсе не был плохим. Просто он меня боялся. Разве не следует в таких случаях искать к человеку подход? Разве это не по-христиански — смиренно попытаться понять, что он чувствует? Приблизиться к его душе, чтобы увидеть, почему он так делает, почему сомневается и не хочет общаться со мной, тогда как душой стремится к Богу? Но нет. Мы настолько отождествили себя с Богом, настолько привыкли считать себя Его «представителями» — и вы, родители, и мы, священники, — что думаем, будто каждое наше слово — от Бога. А Бог говорит: «Ты — не мой представитель. Ничего подобного. Просто по-другому здесь нельзя — поэтому Я „использую“ тебя в данной ситуации».
Разве Бог обращается с людьми так, как мы? Да если бы мы действительно были как Он, были бы настоящими, искренними — сколько жизней мы смогли бы изменить! А так при встрече с нами человек спешит перейти на противоположную сторону улицы. Люди внутренне сопротивляются нам. А как было бы чудесно с годами начинать по-иному ощущать Бога в своей душе! Возможно, тот подросток был и прав. Образ мыслей меняется. Мне вот интересно, если бы Христос пришел на землю сейчас, как бы он поговорил с этим юношей? Что бы сказал ему? Велел бы по средам и пятницам питаться одной чечевицей? Загнал бы в одиночество, меланхолию, комплексы? Оценивал бы исключительно по внешнему виду? Да, возможно, тот юноша был и прав…
Естественность, искренность таят в себе божественность.
Как-то после беседы, которую я проводил, всех позвали на обед. И вот во время обеда один священник встал и сказал: «Я читал про одного батюшку, который считал очень душеполезным сидеть со своей женой на террасе, пить кофе и смотреть на озеро. Как так? Разве может такое быть душеполезно?
Меня словно током ударило.
— Отче! — сказал я. — Но ведь это прекрасно! Это духовно! Вспомним, как произошло Благовещение. Пресвятая Богородица отправилась на колодец за водой. И пока она набирала воду — то есть совершала самый простой, обыденный поступок, — ей явился архангел Гавриил и сказал, что она станет Матерью Бога. А апостолы? Они были рыбаками, и Господь призвал их во время рыбной ловли — весьма приземленного, совершенно недуховного занятия. Вряд ли именно в эту минуту они молились. Они работали! А вспомните Давида, который пас овец. А Моисея…
В самых обыденных, житейских делах может скрываться божественное. А мы забываем об этом, и наша семья начинает существовать совершенно отдельно от Церкви, как будто это разные вещи. Собираемся в храм — нажимаем на кнопочку и сразу превращаемся в духовных людей. Возвращаемся домой — нажимаем другую кнопку и, сменив праздничную одежду на домашнюю, возвращаемся в повседневность.
Если мы любим Бога, Которого нет в нашей повседневной жизни, Который не живет среди нас — значит, мы любим не Бога. Ведь Христос воспринял всю человеческую природу, преобразив нашу жизнь, нашу действительность. И когда ты ходишь по земле, Господь — в тебе. И когда общаешься с ребенком, занимаешься домашними делами — тоже.
Не нужно постоянно говорить о Боге. Мы ведь не говорим постоянно о воздухе, о кислороде — мы живем им! Сколько мы с вами сидим сейчас в этом помещении и дышим — но никаких особенных ощущений при этом не испытываем, так что и говорить здесь не о чем. А если другие люди увидят, как Бог, Которым ты живешь, наполняет тебя, оживляет и обогащает, так что каждая твоя клеточка излучает свет, — то непременно спросят: «Скажи, в чем твой секрет? Мы хотим стать такими же, как ты!»
Но мы зачастую слышим совершенно противоположное: «Слушай, оставь меня в покое! Надоел до невозможности!» Здесь нет ничего от Бога. А я желаю вам, чтобы от вас исходил этот посыл — Божественный посыл. Мы знаем и умеем столько всего сложного, и при этом совсем разучились делать простые вещи. И детей наших мы теряем именно потому, что они такие простые, а мы такие сложные, запутавшиеся…
Один человек как-то ушел от старца Порфирия в большом разочаровании: старец не ответил ему на его серьезные вопросы о Боге. «Прости, сын мой, — сказал он. — Я говорю о Боге только тогда, когда почувствую, что душа человека стремится к Нему и нуждается в Нем». Однажды на Пасху старец Порфирий даже не произнес пасхальное приветствие «Христос воскресе». По наущению Божественному он знал, что человеку не хотелось слышать эти слова. Будем и мы с вами молиться о Божественном наущении — чтобы Господь просветил нас и жизнь стала прекрасной.