Рассказ о Пасхе глазами ребенка
Недавно мама читала мне сказку «Царевна-лягушка», где царевич женился на лягушке, а она потом оказалась заколдованной красавицей.
Пока я засыпал, я всё думал, что царевичу очень повезло. Ведь лягушка могла оказаться вовсе и не красавицей, а заколдованной Бабой Ягой или вообще самой обыкновенной лягушкой и никогда не расколдоваться. А впрочем… Всё равно такого в настоящей жизни никогда бы не случилось. Невозможно! Но, оказывается, я ошибался.
И вот с чего всё началось. Как-то раз к нам на масленицу приехала мамина подруга — тётя Зина. Она была очень «шумная» и «болтливая», — так папа говорил. Но мама очень её любила, потому что они вместе какой-то пуд соли съели. Я не знаю, что такое «пуд». Может пирог какой-то, но очень солёный? Но, видимо, особенный, если после него так крепко дружат. А ещё тётя Зина была «своеверная» (это я от них слышал такое слово). Пока точно не знаю, что это значит, но потом обязательно у них спрошу. Наверное, у тёти Зины своя вера, а не как у нас — православная. Хотя она, как и мы, тоже носит крестик.
В коридоре раздался звонок. Пришла тётя Зина. Едва открыв дверь, она стала быстро-быстро рассказывать как торопилась к нам в гости и почему задержалась. Оказывается, всему причиной то, что кофта оделась наизнанку, и когда она вышла из дома, забыла проездной, и пришлось возвращаться. Ну, про проездной понятно, а вот при чём тут кофта — я так и не понял. Я, иногда, вообще задом наперёд одеваю футболку и целый день в ней хожу. Ничего особенного не происходит. Специально проверял! Самое главное — каждый раз, когда она что-то говорила, плевала через плечо и стучала по чему-либо деревянному или по своей голове. Интересно — голова у тёти Зины тоже из дерева? Если нет, то она должна у неё сильно болеть, ведь она постоянно по ней стучит! Бедная тётя Зина!
И тут мне стало жалко маму. Она вчера весь день убиралась и очень устала, а приехавшая гостья постоянно плюётся на нашу уборку. Я тихонько сказал маме: «Тётя Зина нам всю уборку заплюёт!»
А мама поцеловала меня, улыбнулась и велела принести показать мои рисунки. Почему взрослые никогда не слушаются детей? Вот вырасту и всегда буду слушать своих детей!
Потом тётя Зина стала шептаться с мамой на кухне. Но шептание было громким, поэтому я кое-что услышал. И она сказала странные слова: «меня сглазили». Странно… у маминой подруги все глаза были на месте. А потом мама очень строго сказала ей: «Глупости! Это большой грех!».
Наверное, там происходило что-то очень серьёзное, потому что таким тоном мама говорила очень редко, если совсем ужас ужасный был. Я когда вазу её любимую разбил — она не ругалась, только плакала немножко. А вот когда съел пачку печенья и свалил всё на Сашку — вот тут-то мне и досталось! В общем шептания их на кухне я не подслушивал, не хорошо это и не интересно, если честно. Половина не понятна. Слова у них там взрослые — не разберёшь. Сиди себе тихонько, не шурши, чтобы не заметили. Да ну! Я лучше рисовать пойду! Тётя Зина привезла карандаши, которыми рисуешь, а потом мокрой кисточкой по рисунку водишь. И получается, будто рисунок не карандашами нарисован, а красками. Чудо какое-то!
Вечером тетя Зина уехала, долго прощаясь в коридоре. А на ночь мы читали из детской Библии «О блудном сыне».
Когда мама закончила читать, то глубоко вздохнула и задумалась. Я спросил её почему она такая, а она ответила:
— Знаешь, малыш, иногда человек делает такие поступки, которые разрушают его жизнь. Ему кажется, что он прав, что он всё рассчитал и учёл и идёт напролом. Но он забывает о Боге. Человек надеется только на себя и свои силы. И что получается? Каракули. А Бог не такую жизнь ему приготовил, намного лучше, чем блудный сын себе представлял и осуществлял. Нужно каждый свой поступок взвешивать. А что скажет об этом Бог? Он одобрит это или осудит? Угодно Ему это или нет? И вот если так поступать, то будут уже не каракули, а сказочные кружева.
— Я знаю! Как узоры на морозном окне?
— Возможно.
— А что Богу угодно?
— Чтобы в каждом твоём поступке была любовь. Ведь Бог есть любовь. Если ты любишь, ты не предашь, не обманешь, не обидишь. Если ты любишь — ты жалеешь, заботишься. Если ты любишь — ты не завидуешь и не воображаешь о себе, что важнее тебя никого нет.
— Мам! Ты знаешь, я очень-очень тебя люблю! И никогда не разлюблю. Честно!
-Я тоже тебя люблю!
На другой день дома что-то изменилось. Нет. Всё осталось на своих местах, но было решено, что мы не ходим по выходным в игровые автоматы и в кино на мультики. «Такая скука!» — подумал я.
Но папа сказал, что сейчас пост и я должен выбрать какое-то своё развлечение и отказаться от него ради Бога. Но вот только я не понял — почему? Богу ведь не нужны мои игры на телефоне и мультики. Потом папа объяснил мне, что это значит — освободившееся время от развлечений мы потратим на чтение детской Библии, сходим на службу в церковь и кому-нибудь поможем добрым делом. Мысль про добрые дела мне очень понравилась, и я решил не откладывать это. На следующее утро было намечено сделать что-то очень хорошее и как можно больше.
Я встал пораньше. Пошёл на кухню. И начал делать всё как мама. В первую очередь стирка. Всё грязное бельё полезло в стиральную машину. Температуру поставил девяносто градусов, чтобы получше отстиралось, и порошка побольше насыпал. Ну, чтобы бельё совсем сверкало! Ещё я увидел в раковине сковородку от вчерашних блинов и решил её помыть. Вот мама обрадуется, что у неё такой помощник растёт! Я взял губку и моющее средство. Средство оказалось с ужасно неприятным запахом. Бедная мама! Как она это терпит? Через минуту мои руки защипало и они раскраснелись. Вот тут я и понял, что-то здесь не так. Придётся саморазоблачаться!
Я оставил все свои хозяйские дела, сполоснул руки раз десять, но они только ещё больше болели и распухали. Казалось, что они скоро совсем раздуются и лопнут.
Сначала я решил разбудить брата Сашу, но он не будился. Только почему-то мне сказал: «Слезай с мотоцикла! Приехали!». Потом повернулся на другой бок и заснул ещё сильнее.
Выбора не было. Я зашёл к родителям в спальню и тихонько пробрался под одеяло к маме. Она утром меня всегда целует в лоб и ладошки. Но только не сегодня. Было очень больно и я даже расплакался. Увидев моё лицо, а потом мои руки, мама почти подпрыгнула с кровати и побежала к холодильнику. Достала какую-то мазь, намазала мне руки, дала горькую таблетку. Потом я заснул, а когда проснулся, то мама сидела рядом и с улыбкой смотрела на меня.
— Проснулся, труженик? Ну что же ты, ничего не спросив, таких дел натворил?
— Я помочь хотел, чтобы вы больше отдыхали.
— Радость моя! Если ты хочешь помочь — говори об этом. И я дам тебе задание с которым ты справишься. Хорошо?
— Хорошо.
— Ну, а теперь вставай, Машенька!
Почему она назвала меня Машенькой? Я же Андрей. Тут в комнату зашёл папа в розовой футболке и протянул мне такую же розовую футболку, но только моего размера.
Я спросил: «Зачем это мне?» А папа ответил: «Твоя работа, вот и надевай». Ничего не понимаю. Потом в дверях замаячил недовольный Сашка в розовых штанах. И смотрел на меня как-то совсем не по-доброму. А я всё ещё ничего не понимал. Все молчали и смотрели на меня очень строго. Тут наконец-то пришла мама и я всё понял. Она сказала:
-Когда включаешь стирку, то бельё всегда раскладывай по цветам. Тёмное с тёмным, светлое со светлым, а цветное отдельно. Ты постирал с моей красной футболкой светлые вещи. И они окрасились в розовый цвет, поэтому сегодня мы ходим в том, что ты постирал, чтобы на всю жизнь запомнить правила стирки.
Я готов был сквозь землю провалиться. Мне было очень стыдно. Я всех подвёл.
— Простите меня! Мам. Я теперь всегда буду у тебя всё спрашивать!
— И у меня! — Сердито сказал брат.
Всё время долгого поста я старался слушаться маму. Хотя иногда хотелось сделать что-то без спроса. Но меня останавливало то, что за дела без спроса я должен был носить целый день ту самую розовую футболку, как напоминание о моём необдуманном поступке. Так что теперь я поставил себе цель — всегда слушаться родителей и на всё спрашивать разрешения. И у меня это почти получалось.
И вот в один из дней мама сказала, что завтра к нам приедет тётя Зина. Опять! — подумал я. Сейчас начнёт плеваться и стучать себе по голове. Интересно, у неё есть на голове шишка от этих стучаний? Или она под шапкой носит железный шлем?
В общем я готовился к шумному вечеру. Рассказам о том, что её сын не смог поступить в институт, потому что не положил в ботинок монетку. Странно! Как может монета повлиять на мозг? Мама всегда ей говорила, что Олежек слишком много играет в компьютер и мало занимается. А тётя Зина отвечала, что он итак умный мальчик. И когда Олег провалил экзамены в институт, он поступил в армию. Уж туда точно не нужно сдавать экзамены. А значит и не нужно деньги в ботинки класть. Ведь если их туда положить — это ужас как неудобно!
Наступил вечер. В коридоре раздался звонок. Открылась дверь, и на пороге появилась женщина с таким ужасным лицом, которое у меня бывает, когда я пью горькую микстуру. Мама сразу же отправила меня на кухню раскладывать печенья к чаю и доставать сахар, а сама стала расспрашивать тётю. Тётя Зина то плакала, то успокаивалась, а потом рассказала, что её муж потерял сознание, потом приехала скорая, ему сделали укол и теперь он лежит в кровати целыми днями «бревном». Ужас! Дядя Вяня превратился в дерево! Мне стало не по себе. Ещё мамина подруга говорила, что у него всегда плохое настроение, и он ничего не может делать сам. И ещё много всяких подробностей. Но я их все не запомнил. Теперь в моей голове были только мысли о дереве. Бедная тётя Зина!
-Зинуль, терпи! Видать крест у тебя такой.
— Оль, какой крест! О чём ты!
— Ты понимаешь, нет ничего случайного. Всё вовремя.
— Что значит вовремя? Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Я уже несколько лет не работаю. Мы жили на Ванькину зарплату. А теперь как жить?
— Зин, у вас же есть сбережения, вы за границу собирались на отдых. Вот на эти курортные пока и поживёте.
— А потом?
— А потом посмотрим, Зин. Мы тебе поможем. Ты сейчас за мужем ухаживать должна. Ты ему очень нужна.
— Он всегда злой. Всё ему не так. Я уже не могу!
— С кем ты его сейчас оставила?
— Олег с ним.
— Хорошо. Они мальчишки друг друга быстрее поймут. Но и ты не ворчи. Думаешь, ему сейчас легко? Был в полном расцвете сил и тут такое. Вся жизнь наизнанку! Помоги ему. Научи его жить, радоваться жизни.
— Как, Оль? Он ничего не хочет!
— А ты не унывай! Он ругается, а ты не обращай внимания. Люби его. Люби его так и ухаживай за ним так, как за Олежкой, когда он родился. Ванька твой только родился. Понимаешь? В другую жизнь. Помоги ему. Покажи что это не конец. Что он нужен тебе и важен для тебя. Читай ему книжки. Испеки ему пирожков.
Потом была тишина. Наверное, тётя Зина опять плакала.
-Оль, как я без него? Я же люблю его. Я вот сейчас это очень сильно понимаю — как люблю его!
Потом мама взяла свой крестик, оттянула цепочку и спросила тётю:
— Что ты видишь?
— Ну тебя! Опять ты со своей проповедью!
-Что ты видишь? — Ещё настойчивее и строже спросила мама.
— Крест.
— Кто там?
— Иисус.
— Что с ним?
— Распяли.
— За что?
— Не знаю.
— Он до последнего вздоха молился о людях. И о плохих и о хороших. Для него вообще не было разницы плохой — хороший, больной — здоровый, бедный — богатый. Вообще! Никакой! Он исцелял и воскрешал мёртвых. Он любил и врагов и друзей. Он шёл на смерть, Он знал, что его распнут. Он это сделал ради того, чтобы ты жила без греха. Он это сделал из любви. Потому что Он любит и не может поступить иначе. Любовь не может по-другому. Она жертвует собой ради других. Он мог избежать своих страданий, но Он сказал Богу Отцу: «да будет воля Твоя». Он подчинился Богу Отцу. Он принял эту чашу. Он смирился перед ней. И отдал Себя ради любви. Если ты любишь своего мужа, как говоришь, то прими эту чашу — чашу его болезни. Отдай себя ради него. Помогай ему, лечи его, люби его и молись за него. Вот тогда…
Тётя Зина не дала договорить, махнула рукой и сделала вот так:
— Ооох!
Потом я ушёл смотреть детскую передачу. И что там было дальше — я не знаю. Ночью, когда засыпал, то долго думал про крест. Я всегда о чем-нибудь думаю, когда не могу долго заснуть. Что же это получается? Иисус мог и не умирать? Жил бы себе и жил до старости. Но тогда бы Он не победил сатану и у нас не было бы надежды на воскресение из мёртвых. Значит, Он согласился на всё это: чтобы Его били, обвиняли и прибили к кресту; и Он умер ради того, чтобы люди потом могли воскреснуть? Чтобы люди могли после смерти оказаться с Ним в раю? Это же до какой степени Он любит меня? Значит, Он любит меня, братика, папу, маму, тётю Зину, Олежика, дядю Ваню и ещё моих соседей, и ещё всех людей на Земле. Это же сколько народу! А ведь ещё есть звери, птицы, рыбы, насекомые, растения всякие и это Он тоже любит. Чтобы так сильно любить нужно огромное сердце. А ещё Он обо всех заботится. И когда Он только всё успевает? От этих мыслей у меня даже немного закружилась голова и, казалось, что она должна лопнуть, потому что я не мог удержать там сразу весь земной шар и всё, что его населяет. Поэтому постарался поскорее перестать это представлять. Одно я понял точно, что любовь Бога огромна. И мне было немного стыдно, что я не так сильно люблю всех на свете. Я встал тихонько в своей кровати на колени, перекрестился и прошептал: «Господи! Прости меня, что я не могу всех любить так, как Ты. Прости, что я иногда забываю Тебе молиться. Когда я состарюсь, и мои дела на земле закончатся, и я умру, я очень хочу с Тобой встретиться и обнять Тебя. Потому что я очень Тебя люблю! Научи меня всему, Господи. Я постараюсь тебя не расстраивать. Аминь».
Я перекрестился и лёг спать.
Шли дни. И в какой-то из них я услышал разговор мамы и папы. Мама рассказывала, что тётя Зина готовится к первой исповеди. Это было очень удивительное событие, так как мамина подруга ходила в церковь только брать воду на Крещение и ещё на Пасху свечку поставить около иконы. Меня эта новость обрадовала. Потому что это значило, что мамина подруга перестанет плеваться, верить во всякие приметы и стучать себе по голове. А дядя Ваня, хоть по-прежнему и лежал на кровати, но стал искать себе занятия. Сейчас он пытается писать стихи. В основном он посвящает их тёте Зине:
Радость моя ненаглядная. Солнце моё весеннее!
Стала ты мне наградою, стала ты мне возрождение!
Ну и ещё что-то, я не запомнил. А тётя улыбается. И больше не грустит. И дядю называет очень смешно. «Птенчик»!
Но он не обижается.
А сегодня мы идём в храм. Там будет очень красиво, ведь сегодня Пасха. Священник скажет: Христос Воскресе! И все люди ему ответят громко: «Воистину воскресе!». А я стараюсь кричать громче всех, потому что все должны слышать эту новость. Не только в храме, но и на улице. И я иду после службы домой. Весеннее солнце так и слепит глаза. Я жмурюсь и мне хочется всех расцеловать и сказать каждому, заглянув в глаза: «Христос Воскресе!» Ведь это такая важная новость! Разве вы не знаете?
А сзади идёт тётя Зина с мамой и разговаривают:
— И как я раньше жила без Бога? Сейчас вот смотрю на прошлое и понимаю, что всё было не таким. Как этикетка на продуктах: консерванты, эмульгаторы, ароматизаторы. Ничего настоящего. Только сейчас жизнь начинается. С Богом. В ней всё будет настоящее. Оля, Оля! Как же раньше я этого не понимала?
Я был рад, что Христос Воскрес! Что душа тёти Зины тоже воскресла! И я шагал как генерал на параде, высоко подняв голову. Мы шли к дяде Ване и тёте Зине. Там ждали нас Олежек, Сашка и папа. Они побывали на ночной службе и теперь были у дяди Вани, чтобы тётя могла утром сходить на службу. Ох! Сейчас чаю с куличом попьем! Я чур всю глазурь съем! Она самая вкусная.
Христос Воскресе!
Жанна и Андрей Сысуевы