Предлагаем вашему вниманию размышления Ирины Майоровой в Великий Пост. О Молитве Ефрема Сирина, об А. С. Пушкине.
Великий Пост – это особенное время в церковном году, время кающейся и плачущей души о своих грехах. Во все церковные службы вводится молитва преподобного Ефрема Сирина, да и дома, келейно, произносим мы: «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, Рабу твоему. Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь.»
Молитва написана в четвертом веке. Написана человеком, ранняя молодость которого прошла очень бурно. «В молодые годы был я злоязычен, — вспоминал он о себе, — бил, ссорил других, препирался с соседями, завиствовал, к странным был бесчеловечен, с друзьями жесток, с бедными груб, за маловажные дела входил в ссоры, поступал безрассудно, предавался худым замыслам и блудным мыслям.» Он раскаялся и переменил свою жизнь. Он часто плакал по ночам о своих грехах. Из глубокого покаяния родилась молитва святого Ефрема Сирина. Поэтому и читается она Великим Постом не один век как яркий образец изменения человеком своей жизни, покаяния, прихождения к Богу.
Черезмного столетий, в 1836 году, в момент мучительных раздумий о своей прожитой жизни и грядущем, А.С. Пушкин «творит» молитву преподобного Ефрема Сирина в стихах.
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать в области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв.
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Это одно из первых обращений русской светской поэзии к православной молитве. Как пишет Валентин Непомнящий, один из самых ярких исследователей творчества Пушкина: «Это прежде всего лирическое стихотворение, выражающее глубоко личное, можно сказать, интимное переживание поэтом молитвы, которую он любил всю жизнь, даже в молодости, когда считал себя неверующим, и полускрытую реминисценцию которой он внес в последние строки ни более ни менее как «Гаврилиады»… Каждому знающему, что такое личная молитва, известно, что в разных обстоятельствах, внешних и внутренних, мы можем по- разному произносить один и тот же молитвенный текст, по- разному его интонировать. Пушкинское стихотворение и входящее в него переложение молитвы дают нам как бы словесное изображение личной интонации поэта, его личной просьбы, выражаемой знакомым с детства текстом, — вот откуда лиризм всей вещи, в частности, ее вступление, занимающего больше половины текста; отсюда же и все изменения, говорящие о том, что перед нами не вычитывание – но и не «переводческое состязание» с оригиналом, — а глубокое, индивидуальное, конкретное переживание, творение молитвы, излившееся в стихах».
Я не случайно решила написать об этих параллелях. Не давал мне покоя вопрос, прозвучавший на воскресной беседе о Пушкине: можно ли говорить о христианском смысле творчества Пушкина, если он написал «Гаврилиаду» и большое количество откровенных эротических стихов? Как мне кажется, мы очень часто говорим не о христианском смысле творчества Пушкина, а о его личной вере. Мы не изучаем смысл написанного поэтом, а только пытаемся определить насколько он был верующий человек, забывая о том, что вера – процесс и путь, а на пути этом «все мы много согрешаем». Мы пытаемся судить. Согласитесь, что не многие из нас могут похвастаться тем, что вера их всегда была тверда и незыблема, что не сомневались мы и не оступались на этом пути. Об этих падениях и сомнениях мы молчим, потому что постыдные стороны жизни принято скрывать. И только на исповеди приоткрываем завесу тайны. Но как мучительно, как трудно дается нам этот шаг!
А поэт Пушкин не скрывает и не молчит. Он исповедуется в стихах. Помните: «Веленью Божию, о Муза, будь послушна…»
«А между тем, если собрать самые откровенные пушкинские признания и самые суровые самобичевания и честно сопоставить получившуюся картину с нашим собственным, нелицеприятным по всей совести, портретом, с нашими духовными падениями – порой в такие бездны, какие, может быть и не снились Александру Сергеевичу, — то, сравнивая, не поразимся ли мы чистоте человека с таким «отвращением» взирающего на свои – в общем обычные, нам знакомые, едва ли «рутинные» в условиях суетного мирского бытия – грехи; и не угадаем ли в этой совестливости, в непоколебимой иерархичности требовательного сознания – источник того очевидного для всех света, который излучается пушкинским словом невзирая на все падения и блуждания автора». (В. Непомнящий)
И в дни Великого Поста не будем забывать, что это время кающейся и плачущей нашей души о своих грехах.
Ирина Майорова